Берзер Анна - Прощание, Памяти Павших
АННА БЕРЗЕР
ПРОЩАНИЕ
"ПАМЯТИ ПАВШИХ"
"Неужели мы уступим писателям будущих поколений честь рассказать об
этом миру?" - сказал Василий Семенович Гроссман в день окончания войны.
Буквально в этот день... Слова эти напечатаны в "Литературной газете",
в номере, посвященном Дню Победы. Накануне парада. В небольшой статье "Труд
писателя" он рисует командный пункт командира стрелковой дивизии, где ему
удалось побывать.
"Противник, злой и сильный, бил всей мощью своей артиллерии, молотил
авиацией, таранил танками наш передний край. Кое-где оборона наша дрогнула.
Напряжение на командном пункте было необычайное, лица людей суровы и
пасмурны. Беспрерывно звонил телефон - тревожные вести шли из полков.
Внезапно позвонил командующий армией. Сидя на нарах, неподалеку от
командира дивизии, явственно слышал я раскаты злого начальнического голоса
- командарм распекал моего хозяина. Едва командарм закончил разговор, как
прибежал офицер связи с новым тревожным донесением, и тут же снова зазвонил
телефон: командир полка просил поддержки. Полковник, командир дивизии, не
мог ему этой поддержки оказать - на участке соседнего полка положение
оказалось еще серьезнее, еще тяжелее".
Гроссман сидел рядом и "следил за лицом полковника - оно казалось
спокойным. Но, видимо, спокойствие это было внешним".
И дальше: "Мне представилось на минуту, что испытал бы я, если бы вот
сейчас весь огромный, тревожный груз ответственности за исход этого боя
некто внезапно тут же, в этом блиндаже перевалил с плеч этого полковника на
мои..."
Потом добавляет: "Но тут произошла любопытная вещь. Командир дивизии,
который, казалось, забыл о моем присутствии, точно подслушав мою мысль,
внезапно повернулся в мою сторону и улыбнулся, улыбнулся с некоторым
злорадством. "Ничего, ничего, - сказал он, - теперь я парюсь, но вот
кончится война, придется попариться писателям, все это объяснить да
описать"".
В день окончания войны Гроссман не случайно вспоминает "этот маленький
разговор". Чтобы после этого сказать: "Вот оно и пришло, время нашей
ответственности. Отдаем ли мы себе отчет в размерах и тяжести этой
ответственности? Понимаем ли огромность благородной и совсем не легкой
работы? Понимаем ли мы, что нам, никому иному, пришло время вступить в
сражение с силами забвения, с медленным и неумолимым течением реки времени.
Надо сохранить в памяти людей великое время. Мы - очевидцы и свидетели
того, как черное, мировое зло вырвалось на простор Европы, сокрушая,
испепеляя добро, мораль и самую жизнь".
С первого же мирного дня отчетливо понимал Гроссман великие задачи
великой литературы. Точно так, как и в последние дни своей жизни. И этот
переход от мастерски написанного боевого эпизода к сокровенной лирике души
- вечен в творчестве Гроссмана.
Огромная ответственность перед правдой жизни и правдой войны... Перед
настоящим и будущим... Перед литературой и собственным своим творчеством.
Характерно, что в маленькой этой заметочке он находит место и таким
словам: "Но наш литературный труд - достоин ли он великой литературы
прошлого? Может ли он служить образцом для грядущего? Сегодня мы на этот
вопрос должны ответить отрицательно. И потому особенно больно наблюдать
подчас встречающиеся в нашей литературной среде чванливую самоуверенность,
сытое, ленивое довольство убогими результатами торопливых и поверхностных
трудов".
Кончает Василий Семенович Гроссман так: "Все это, чем победил народ в
войне, должны мы написать на знамени нашего маленького лите
